Размяты, распотрошены те, синющие розы,
Вместо них - бронзовые тюльпаны
В большой хрустальной вазе на полу.
Нет, она просто стеклянная.
Ты такая красивая стоишь.
А я полулежу где-то далеко, от тебя пьяный.
Работа огромного размера за твоей спиной,
Твоя любимая, какой-то француз.
Я мог бы быть внимательнее к таким важным вещам,
Как твоя красота и твой великолепный вкус.
Но я безмолвен, сражён твоей добротой,
Она - в твоём рукаве туз.
Легким, порывистым движением
Ты распускаешь волосы благоуханнейшим потоком.
Кто из нас более жесток в этот час -
Я , еле ворочающий языком, мы, сопротивляющиеся желанию, или ты, бьющаяся высоковольтным током?
Прошлой ночью какая-то птица ударилось о стеклянную дверь.
Ты проснулась, вскочила и волосы были у тебя так же грандиозны,
Просто, но согласованно сложены -
Совсем, как теперь.
"Береги себя, сколько можно".
Ты сказала так. Я не слушал -
Я в это время спал.
Мне снился "День Шакала" опять
И как я в кого-то стрелял, стрелял, стрелял.
А твои добротой наполненные глаза,
Мягко принимали то, что я был молчание, не отвечал.
И это, ещё, расстояние.
Ты сказала, что потом был ветер, деревья беспокоились
И ты долго не могла уснуть.
Легко слушать. А как представлю,
Какую ты в голове своей ворочала непередаваемую жуть.
Предпочитаю всё, кроме чувства к тебе, забыть,
Ведь, только оно истина и суть
И такое совершенное состояние -
Стремиться к тебе, плыть.
Твой силуэт, твоя тень на стене
И эта твоя копна на плечах.
Может, я обезумел?
Но ты мне внушаешь страх, первобытный, с трепетом. Сумерки.
Просто лопочу при этом, если считать безмолвное лепетом, ещё и неумным, но многострунным эхом подлунным.
Ещё я много фантазирую о тебе,
Но не в виде планов, а в качестве пространства -
Где и на какие дистанции с тобою мы,
Где находились, где удалось побыть, а где - навсегда остаться.
Где посмотреть отдаленно, полюбоваться,
А где быть альянсом, малой группой, коллективом, организацией.
И у меня есть одна, главная, магистральная из навязчивых идей.
Такая, не очень оригинальная, но значимая.
И я, ты знаешь, воодушевлен ею
И восторгаюсь тобою в ней,
Я в этом такой запальчивый:
Я бы поселился в твоих волосах
Так они мне нравятся и в таком я
От них потрясении, от их безупречности.
О, что это за идилия была бы -
Я, ты и твоих волос столпотворение, вечный блеск вечности.
Доброты твоей, а моей, выходит, беспечности (страшно же).
Странная идея, ясное дело.
Ты же знаешь, у меня другие не водятся - я же пророк из спичечного коробка,
Через ниточку к твоему, на твою сторону,
Протяженностью сквозь мерности и века. В пору мне.
Смело ты это платье сейчас сняла,
И теперь оно у твоих ног, и тебе не холодно.
А я лежу и смотрю на тебя,
И ни капли вверх, и ни мига в сторону.
Правда, странно. Что дальше делать,
Если я совсем пьян, не в состоянии подняться? -
Доброе сердечко твое меня распластало.
Остаётся что? Одно - обняться.
Картина, божественная - ты, вечер, твой отблеск, моя отдаленность, немые терзания в итоге дня усталого.
Хорошо, я уловил, это всё - подготовка к душу:
Наклонилась, подняла, спросила походя что-то про ужин и в целом нормален ли я. Мало.
Я посмотрел внимательно, совсем уже нетрезвый, на тебя, и понял:
Что я помню всегда, в любом забытьи и состоянии,
Что ты моя звезда, а я лишь впитываю и отражаю, как могу,
Твое мощное естественное сияние.