Она двойную жизнь ведёт, учтиво,
Преображаясь то в монашенку, красиво,
Так, с поволокой, речь ведя:
За мир, за чистоту, елей и покаянье.
Но тут же в сторону, забыв о состояньи
И о достоинстве, и чести, вере, всех долгах,
Она бросает в топку похоти:
Гори, и пух, и прах!
Сжигаемая волнами услады,
Забыв от том, что надо и не надо,
Испепеляет в страсти, все на свете небрежа.
Но, лёгкий стук по дну...
И вот она, прям в миг, совсем другая -
Молитвенница, дева золотая,
Такая чистая, хоть воду с ней цеди.
Но мы-то знаем цену сей бляди
Предательство - вот суть ее деяний:
Себя, других и веру самою
Она втоптала в грязь, как жизнь свою.
И лживо кутаясь покровами святоши,
Взнуздала грех, гнуснея, становясь развратней, гаже, пакостней и плоше,
Она не задаётся ни одним вопросом.
И, пусть блестят глаза волшебным купоросом,
На языке - самоуверенная ложь,
И в пальцах враки, блажь, коварство и бесстыдство.
Характер и повадки - просто свинство.
И годы взяли что-то
(и я, признаться, также, чуть, немного. Так и что ж?)
Торочит что-то про любовь,
Устами проповедницы надутой,
Волчица, в шкуру ряженая, тут-то
Предстанет не овечкою - другой:
Ослицей, у которой тут и там
Торчит ушастый, пренахальный стыд и срам,
Прикритый лишь халатиком рабочим
(Уборщицей прикинулась, святая тётя -
Добавив и такой брильянт
В свою корону лицемерных прелестей и сил,
С которыми знакомства вовсе не просил).
Покаявшись, лечиться нужно ей -
Таков итог, плачевнейший для ней.
И не затягивать, чтоб не усугубилось,
Чтоб жизнь в помойку до конца не превратилась,
Чтоб от кощунства, святотатства, подлой лжи
Хоть каплю человек остался среди сей ханжи
