Синички
Роман Магрук
Надя достала из кошелька розовую купюру и протянула её через плечо впереди сидящего мужчины:
- Передайте, пожалуйста.
Маршрутка была забита до отказа и Наде пришлось изловчиться, чтобы, держась рукой с кошельком за штангу поручня, встать и на вторую ногу. Кто-то больно ткнул локтем в спину.
- На остановке! - окрикнули водителя впереди.
Маршрутка сбавила ход и, с прерывающимся свистящим звуком, остановилась.
- Сдачу с двухсот передайте, пожалуйста, - стараясь погромче сказала Надя.
«С двухсот сдачу» - повторили несколько удаляющихся голосов впереди.
«Передал уже…передал» - возвратилось от разных людей.
- Говорят, передал, - повторил через поднятую руку эхо парень в клетчатой тенниске чуть дальше от Нади.
- Где же передал? Верните сдачу с двухсот! – ломко крикнула Надя.
На конечной Надя ещё долго препиралась с водителем. Ни ей, ни парню в клетчатой тенниске, как и все последние остановки, не удалось перебороть пререкания маршрутчика и вернуть деньги.
- Отдал! - в последний раз огрызнулся тот, закрыл за собой водительскую дверь, гыркнул мотором и, ударив по газам, уехал.
- Сволочь! – с металлическим «л» сказала Надя.
- Это не он. Кто-то другой взял, - сказал молодой человек и посмотрел на Надю. – У вас наличные есть доехать?
- Есть. По пятсот, - уже улыбаясь ответила Надя. - Если и с этих мне сдачу не отдадут…
Парень в тенниске полез в карман, достал жменей кучку мятых, кое-как сложенных купюр и, вытянув двадцатку, протянул её Наде.
- Тоже со сдачей. Справитесь? – весело прозвучал его голос.
Надя засмеялась в ответ.
- Спасибо.
- Кирилл, - представился парень в тенниске.
- Спасибо Вам, Кирилл. Скажите, куда подвезти деньги, я отдам?
- Да ладно, не смешите - сказал парень в тенниске и посмотрел в сторону – туда, откуда приближалась маршрутка. – Ваша.
- Спасибо большое, - сказала Надя. – Пойду.
- Всего хорошего. Приезжайте ещё.
- Хорошо! –заливисто смеясь ответила Надежда со ступени маршрутки.
Когда Надя добралась домой, было совсем душно. В квартире от запаха варёных вишен жара казалась ещё тягучей. Как тот сироп, которым она, закрывая утром варенье, обожгла руку.
«В душ, в душ» - пропела Надя, и через минуту к капающему на кухне крану добавился другой звук падающей воды – освежающий и шипящий.
Выйдя из ванной, Надежда зашла на кухню. Компот в кувшине был ещё тёплый, но она всё же отпила немного прямо из него.
Кран капал. Надя посмотрела на стальной, теряющий воду, крюк. Андрей не успел починить его перед отъездом и теперь сделать это было не кому. Надя за эти два года их совместной жизни так привыкла к тому, что Андрей всегда следил, поправлял и быстро ремонтировал всё, что ломалось, терялось, забывалось, что теперь, в его отсутствие, любая бытовая неприятность пугала её.
В коридоре зазвонил мобильный. Надя отпила ещё компота и пошла отвечать.
- Привет, ма, - в трубку сказала Надя. – Я твоё не забрала. В окошке заявили, что ещё не готово. Послезавтра.
На том конце что-то говорили и шорханье, которое издавал от этого телефон, заглушил Надин голос:
- Не знаю. Андрей сегодня ещё не звонил. А я набираю, он не берёт. Занят, наверное. Там же учения. Это здесь можно…
С той стороны опять зашорхали.
- Я заберу. Не переживай, заберу… У меня где-то были, сейчас посмотрю…Да… Пока, пока.
Надя отключила телефон, положила его на стол возле ноутбука, а сама присела у тумбочки, открыла её и начала в ней что-то искать.
- А! - вскрикнула Надя и прижала большой палец левой руки к указательному правой. – Сломала. Что сегодня такое?
Она толкнула содержимое шкафчика и громко захлопнула дверцу. Снова зазвонил телефон. Надя взяла трубку, прикусывая указательный палец.
- Ма, я… А, привет Максим. К Андрею не могу дозво… Что?... Плохо слышно… Как?! … Максим!... Как?!... Максим!!!... Как?!!!... Андрей!!! Андрю-у-у-ша!!!
Надя совсем потерялась. Её белая кожа и заострившиеся скулы сделали её ещё красивее. Но это была какая-то чужая, потусторонняя красота. Глаза блестели, но как-то нехорошо. Она не плакала. Просто подолгу сидела, то склоняя голову, то понемногу качаясь взад-вперёд. Взад-вперёд.
Андрея убило осколком. Так говорила мама. Так маме рассказали по телефону. Не было никаких учений и всех, кого вместе с ним мобилизовали из их города, отправили на фронт. И Андрей ничего не говорил. Просто воевал, пока берегла судьба. Но в первый раз за три месяца судьба его не уберегла. Андрюша…
Хоронили всем городом. Люди заполнили проезды и клумбы у дома. И когда спускали от подъезда к площадке, где прощались и накрывали гроб крышкой, а потом несли по ровной, то и дело звучало «расступитесь» и «дорогу».
На кладбище звучали слова, голоса, хоры. Но Надя всего этого не слышала. Она слышала только смех Андрея, приложив голову к блестящему гробу и стеклянными глазами глядя на поле за кладбищем.
За спиной Нади, обняв и крепко зажав кисти её рук, так же, прислонившись ко гробу, стояла мама Нади.
Прозвучало «пора».
- Надя, Наденька, - ревела мать, пытаясь оттянуть дочь за руки. - О, Боже!
С гроба сняли расстелённый поперёк него желто-синее полотнище. Кто-то убрал камуфлированную пикселем каску. Кто-то цветы. Надя не двигалась. Лак отражал белизну её рук, лицо и чёрную косынку.
Зазвучало протяжное мужское пение. Сильное и красивое, как течение быстрой горной воды из него. Все молчали.
Надя начала с тихого и протяжного. Покатились слёзы. Потом она вдруг всхлипнула и сразу раскрылась рыданиями – громкими, болящими, очищающими.
- Ожила, - сказал кто-то.
***
Надя приходила каждый день. Отряхивала, поправляла венки, удаляла траву, во всю пробивавшуюся после ночных дождей, слушала шум листвы высокой посадки и крошила на стоявший рядом столик печенье. Потом садилась на простенькую скамейку и смотрела на слетавшихся на кусочки синиц: как птицы сначала быстро хватали крошки, упорхали и снова возвращались. Как потом находилась смелая, которая, уже просто прыгая по столу, подбирала жёлтые крапинки одну за одной. Потом смелых прибавлялось. Надя пугала их, докрашивая ещё. Синички возвращались, клевали, прыгали и порхали - туда-сюда. Улетали и возвращались. Туда-сюда.
