І мармур, і Сезам, І в тиші хлюпаючі звуки І гомін твого тіла, наче грам Чи гран забутої колись між нами штуки І лишене-полише, тупе Образливе, занедбане, грайливе Воно стоїть наскрізь таке фальшиве Таке байджуже до твого життя. Йому я дав для решти копійки - Монети, стерті липкими руками Вони дешеві, як твої дзвінки До мого каяття і до твоєї драми. Якщо постукаєш відкрию і піду А ти повільно переступиш через себе. І ляжеш тут, коли дивлюсь на тебе Коли бажаю, хочу і краду. Але, спіткнулась, впала, не дійшла Лежиш, але не так, як обіцяла Така одна, така простоволоса, крижана Опала і чужа, і

Вечерний дом наполнен светом. А за окном, в траве таясь, Сверчок стирает крылья, К свету, по безразличью, не стремясь. Под светом лампы стол, диваны, В довольной дрёме кот лежит, Картины, фото в разных рамах - Налаженный счастливый быт. А вот и ты, прошла упругой Мягчайшей поступью своей - Жена, любовница, подруга И мать близняшек-дочерей ) Веселая, всегда в заботах - То здесь чуть-чуть, то там вот-вот. И не секунды, ни минуты... Стой, поцелую твой живот. Глядишь глубоким неба взглядом Больших, любимых, добрых глаз. Всегда со мной, всегда ты рядом И в доме, и в полях за садом, И в дальних и

Чиста, смела, беспечна, непорочна, Теперь она стояла, казнь ждала. Все горожане, бывшие здесь, Точно, Все знали, что красавица права. Что честью и талантами служила Короне, Франции и Богу самому. Что тот, кому она так удружила, Предал ее, ее на кон поставив и к кону. Блюдя себя и в этот миг ужасный, Читала вслух святейшие стихи, Враги ее, в стремлениях напрасных Ей предлагали отречение. Грехи... Грехи чужие ей при-совокупили И лист подложный ей на подпись подали. Она, все зная, всех их и простила И, крест поставив, нет, не удалила, А вознесла себя - туда, где нет тоски. Огонь пылал, сжигая

на берегу зелёного моря валялся опоссум, по виду совершенно мертвый - лапы, слипшаяся шерсть, стекляные глаза - все подтверждало утрату жизни бедным сумчатым. зелёная вода сначала пенным краем, а потом и сама по себе несколько раз дотронулась до остывшего тельца. - слышь, ты. эй, алё, мочало! я же знаю, что ты придуриваешься. - это русалка, лежащая рядом в ямке из мокрого песка и воды, обращалась к бездыханному зверьку. - давай, отморозился и будет. слышь? - чё те надо? - взвизгнул резко оживший зверёк. - да ничё не надо. понял? вообще ниче. просто прикольно. русалка поднялась на локтях

Лилово-сизая громада тягловая Такое ж серое приволокла с собой, И душно-тяжким небо застилая, Сухой пока держала, не давая, Ни капли между небом и землёй. И ветер подсушал. Взывая стоном, Леса просили дать напиться всласть. Густы поля озимых, без урона, Свою затребовали подзабытой влаги часть. Шумело всё, местами разрываясь Надломленной и яркой полосой, Такою острой, что в хлеба она врезалась, И после рокотом звучало, громов бой. На самом крае у хлебов раздолья Стоял из кое-как прикиданных травой, Ольхи и дуба веток захудалых Шалаш, топорщившийся верхнею губой. Там днём дневал, спасаясь от

Я шагал по земле За собою шлейф звуков таща- То ли скрежет, то ль хруст, То ли гром жестяного плаща. Я искал на развалинах мира, Оставшихся падалью здесь, Гайки, винтики, капли эфира И благости весть. Я утратил свой облик, Покрывшись налетом кислот, Отложеньями, пылью, травою И вонью болот. Я устало бреду В цифровомо утопая бреду, Для кого? Для чего? Кто я есть? И куда я иду? На вопросы ответить Хоть кто бы машине помог. Здесь остался лишь я В этом мире, один одинок. У меня только есть, Что зашитый в меня алгоритм. Он хозяин над мной, Мой мотив, мой последний арбитр. Я иду и взрываю разбитыми

Тоненькая, осторожная ступает, Крадучись, на цыпочках. Носик хорошенький в крапинках, Трепет в больших ресничках. Насмешливая до очарования, Но стоит легонько вздохнуть, И прячется сразу подальше, Как мышка пугливая. Жуть. Нет, извини, слово страшное. Брысь, "жуть", уходи! Здесь все только прекрасное, Только цветы... Иди. Но бегают в щелочке глазики, Бегают, и хохоток - Нежный такой, сладенький. Боится. Ну, ОК, ОК. Посижу, поболтаю ногами, Авось, осмелеет, придет. А она лишь стоит за дровами- Глазеет, смешится, блюдет. Руденька, милая Руденька, Прости, не хотел напугать. Как ты

я замер. энергетически истощен мир вокруг тебя по оси вращается кто виновен в этом - я или мой тон ниже на половину которого уже никто не встретится слышать, видеть, тобой жить радоваться каждому трепету секундной стрелки быть, только если с тобой - вот что теперь такое быть и сплошные эр-ки, эр-ки, твои эр-ки ты моя жажда, мой падишах, моя Венера, в кровь наваждением страх, страх, ужас, страх- если вдруг нет, если нет - то... мимо движением кончились, закончились, отыграли, все меркнут последние свободы минутки теперь не я, теперь только твой, твое каждое мое биение тебе, в радости, в муке

ты спросила: пить? воды? я вошёл, посмотрел, улыбнулся. серый, бледный, без бороды. думаешь, ебанулся? стянуты волосы на затылке с блёстками резинкой на твоей голове имена твои забыты давно мною. забыты. спроси. не знаю, хоть у морской свинки, хоть у ширинки. ты коснулась губами одежды ткань сминая у плеч, топорщилась там в волосах твоих путался липы запах, взгляд, нежная речь тоже мне красота. не пизди! нет у меня ничего от гриппа. какие ботинки? вялая ты какая-то. слишком все у нас поступательно - для игры не подходит, для ебли - удаленно и нежелательно. можно, конечно, сказать, что это

Господь учил: "Подставь другую щеку". Но ты вольна на то, что лучше для тебя. Снимать побои, - видимо, в них больше проку, - Чем грех не замечать, прощая всех, любя. Ты говорила про канон, отцев науку. Но посмотри сейчас немного под другим углом: Мы все здесь гости... Вынь с карманов руки. А гостю помнить нужно - в доме он чужом. Порядок нарушать чужого мира Не стоит - этим связан будешь с ним. Господь ведь говорил, что Божье - Богу. А кесарево оставлять старайся им. Как кто живёт - это его проблема, Отдельно каждого, пусть все решает сам. А, уж коли "христианин" дано нам

А знаешь, здесь, давай, оставим всё, как есть. Должно же быть хоть что-то столь надёжным, Пускай и скучным, тошнотворно односложным, Зато стабильным, согревающим, как шерсть. Зачем менять на что-то, что гудит, Молотит, отрабатывая верно. Ведь что-то новое, вполне возможно, скверным Окажется. Какая в этом честь? Надёжный, пусть постылый, механизм, Не подведёт, понятен, звук стабильный. А то, что он бездвижен, не лабильный. Да что хорошего вообще в движеньи есть? Устойчивость, фундаментальность - не порок, Чтоб их стесняться, брезговать чтоб ими. "Величие" устойчивому имя, Легки ему и

На сверхразложистом кусте С листом, что пятерня мужлана, Растут, как луковки плоды. Меня они совсем не манят. Там много зёрен, странный вкус И два ведра ассоциаций. Не нужно! Без экзаменаций, Понятно, что и в них есть плюс. Но, все же, фиги, смоквы и инжир, Как ни зови, не вдохновляют. Мне лучше сыра. Есть здесь сыр? К нему и вина наливают? Налейте, выпьем, закусим - Прошутто, моцарелла и вердура. Нет, фиги - нет, спасибо, я просил. Спасибо... Снова фиги протянули.